Из ущелья Архоти был Хогаис Миндиа, из села Амга. И по нынешний день возле Сабекурискари видны следы его жилища. Каджи взяли его однажды в плен.
«Поначалу,— сказал Хогаис Миндиа,— глаза мне они завязали, чтоб не запомнил я дороги. Вели меня так. Как перешли мы девятую гору, тогда лишь сняли повязку. И других пленных вели, подобных мне. Мясо христиан они ели. Вокруг запястий и вокруг голов обвязали нас нитками, чтобы примечать, насколько полнеем мы. Пленница одна была у них: так раскормили ее, что нитки впивались глубоко в тело. Гоняли нас на гору и заставляли ловить змей: делали из них какие-то лекарства.
Пошел и я однажды. Поймали мы одну змею. Вокруг шеи кольцом вился у нее белый каракуль. Вернулись домой, глядим: ту полную женщину подвесили каджи под потолок, подставили лохани, снизу бьют ее трепальным гребнем железным, и льется кровь... Нелюба стала мне жизнь и еда, решил я покончить с собой».
Взял Хогаис Миндиа и зашел к жене своего хозяина, которая готовила лекарства из змей. В ту пору убила она ту змею с белым каракулем, и капли ее крови видны были на полу.
«Смекнула она,—сказал Хогаис Миндиа,— что хотел я отведать той крови, прошла мимо и растерла капли крови ногой. Да одна капля упала сбоку, так что не видна была ей. Как вышла женщина вон, слизнул я ту каплю языком».
Только коснулся он языком змеиной крови, как жар поднялся у него сильный. Вошла женщина, поглядела на него— поняла, что случилось.
«Как сменили мне девятую постель, потерял я разум, не слышал ничего. Пришел в себя, гляжу, а под мышкой у меня опухло что-то. Разрезал я опухоль, и вышли оттуда насекомые. То они, оказывается, тяжелят человека. Таким я стал легким, что, переходя через мост, завертывал камни в полу чохи, чтоб не снес меня ветер в воду».
Язык всего сущего он познал с тех пор. Решил он бежать, и удалось ему это. Однако погнались за ним каджи и поймали.
«Так били меня — кожа сошла».
Вторично бежал он.
«Как подошел к мосту, вижу: золой мост посыпан. Понял я, что ради меня то сделано. Прошел я задом наперед, чтоб сбить их с толку. Ранним утром на рассвете вошел я в лес. Спрятался в корнях большого дерева. Искали меня. До моста шли по моему следу, а затем сбились со следа».
Шел он долго и пришел в одно село.
«С палец длиной люди там жили. Увидев меня, испугались они и разбежались. Потом подошли ближе. Дали поесть кое-чего. Вечером стали возить щепки, строить что-то».
— Что это делаете вы? — спросил их Хогаис Миндиа.
— Сегодня в ночь нападет на нас войско журавлей и других птиц — коршунов, сорок, грачей.
— А ну, не бойтесь! — сказал Хогаис Миндиа.
Сделал он лук и стрелы, сел в засаду. В полночь налетели птицы. Отогнал он всех их, так что никого не успели они тронуть.
«Окружили меня, целовать стали: — Ты наш бог! — говорили мне.
Один был малюсенький человек, одноглазый.
— Не узнал меня, Миндиа? — говорит мне.
— Нет, не узнал,— говорю.
— Не помнишь, как выколол ты мне глаз в Сабекури-скари? Я гугули. Все мы гугули. Вон за той горой превращаемся мы в птиц, а по эту сторону горы людьми становимся.
— А ну,— говорю,— если знаешь село Амга, веди меня!» Пошел с ним тот гугули. Как пришли к горе, сказал он:
— То гора из золы. Ступай осторожно, не то зароешься. Я стану птицей, а ты по голосу ступай за мной.
Перешли они ту гору, и привел его гугули в Амгу.
Единственный был сын у матери Хогаис Миндиа. Привел в дом жену. Как вернулся он из плена, язык всего сущего он понимал.
— Ах, если б могли вы слышать,— говорит,— о чем шумит трава, когда мы по ней ходим: «Зачем ступаешь по мне ногами, ведь я тоже молода, мне жить ведь хочется!» А трава, что по краю хлебного поля растет, та так причитает: «Сожните и меня, зима идет, застанет меня, застудит, не оставляйте меня!» Когда рубим мы деревья, занятно, как плачут они: «Зачем режешь, больно мне, неужто не жаль вам меня? Что за сердца у вас, у людей?» Как бросим в поле камень, и тот визжит: упаду, мол, и ушибусь оземь. Зачем бросаете меня? Потом те, что на земле лежат, кричать начнут: «В меня попадешь и больно мне станет!» Когда бьем скотину палкой, ревет она, о том же говорит, плачет. А трава сама поучает: «Я лекарство от такой-то болезни, вылечу — возьми меня»,— говорит. Учит нас трава: если змея за тобой гонится, беги, мол, по ровному месту — по спуску и подъему она, подобно стреле, пущенной из лука, мчится. Перескочить надо через текущую воду, и змея не найдет пути-дороги, потому что видевшие тебя воды пройдут, а новые воды скажут, что не видели они никого.
Не жал, не рубил дров Хогаис Миндиа, жил так в бедноте. Жена однажды набросилась на него: ничего не делаешь, мол, лежишь так, без дела. Уговорила она его, и Миндиа нарубил однажды дров. Тут и потерял он тот дар, перестал слышать язык травы, остался ни с чем. Потом забрали его на войну силой. Не смог он воевать, спрыгнул с башни и разбился.
Хогаис Миндиа (2)
Хогаис Миндиа из ущелья Архоти был. Когда рождался Миндиа, на небе два солнца встало. Именитым героем стал Миндиа в Хевсурети. Друг у него был в Шатали, славный муж Гахуа. Миндиа и Гахуа ходили с хатеби.
Однажды прибыли в Архоти дурные духи — жамни. Крошечные были они, длиною с циду. Не всякий мог их видеть. Увидели их Миндиа и Гахуа. В час, когда жамни прибывали в Хевсурети, в Архоти, в крепости села Амга раздавались звуки волынки: то хатеби подавали знак. Народ, узнав о прибытии злых духов, жамни, покидал Архоти.
Жамни прибыли втроем, на трех ослах — черном, красном и белом. Черный осел был нагружен стрелами с черными перьями на концах, красный — стрелами с красными перьями и белый — с белыми перьями. По очереди метали они стрелы. Черноперистая стрела убивала человека на месте, красная — наполовину, а белая оставляла его живым. Перешли дурные духи в потустороннюю Хевсурети. В Архоти уничтожили они людей. Лишь некоторых уберег хати. Миндиа вступил в бой с дурными духами. Взяли они его в плен и увели с собой.
Как вступили они на перевал (по пути в потустороннюю Хевсурети), все трос увидели Гуда некого джвари. Говорили они меж собой: «Старый пес белобородый! Сидит на белом коне, держит в руке лахти, не подпустит нас. Кругом своих подданных он ходит, стережет их».
Как перешли жамни в потустороннюю Хевсурети, перекрыли ослов потниками, чтоб не заметил их Гуданский джвари. Миндиа оставили пасти ослов. (Не настоящие ослы то были, а крошечные, малюсенькие.)
В потусторонней Хевсурети убили они лишь одного пастуха. Гуданский джвари не подпустил их к народу, попрал дурных. Жамни обманом завлекли Миндиа в Каджети. Как привели его на чужбину, исчезли духи. Тут захватили в плен его каджи. Начали они его раскармливать, надеясь испить побольше его крови. Кормили отборной пищей. Догадался о том Миндиа, тайно стал есть золу. Плох он стал, и отложили его казнь каджи.
Однажды приставили ему в сторожа детей. В конце села, где был он пленником, перекинут был через реку мост, по которому можно было войти в село и выйти из него. Каджи посыпали его золой, чтоб по золе заметить следы сбежавших пленников. Миндиа поднялся на дерево и выследил оттуда, как задом наперед ходили каджи по этому мосту. Сделал то же самое Миндиа, прошел через мост задом наперед и бежал.
Шум поднялся на селе: «Убежал Хогаев сын!»
Начали поиски, да па мосту не обнаружили следов и стали искать его в деревне.
Шел Миндиа без пути-дороги. Держал путь в Архоти, да попал в страну гугули . Спросили они Миндиа, какого он роду-племени и зачем пришел.
Рассказал им Миндиа свои злоключения. Одноглазый гугули, говорят, попенял ему:
— Помнишь, в Архоти ты кинул в меня камень и выбил мне глаз. Чего тебе от меня надо было? Ведь это я приводил весну в Архоти.
Вспомнил Миндиа детские проказы, пожалел об этом и попросил у гугули прощения.
Гугули жили в домах из необожженного кирпича. В тот день неожиданно подняли они шум. Начали возводить крепости, укрепляли дома и двери. Спросил причину того волнения Миндиа.
— Ждем нападения птичьего войска! — восклицали гугули. И вправду, налетело войско грачей, и начали они разорять царство гугули. Палкой стал отбивать их нападение Миндиа и перебил всех.
Полюбили Хогаис Миндиа кукушки. Сказали ему:
— За то, что избавил нас от врага, все, что пожелаешь, исполним для тебя.
— Отведите меня в Архоти,— попросил Миндиа. В ту же минуту крикнули кукушки:
— Гоните овец!
Миндиа увидел ползущее стадо змей с белым каракулем вокруг шеи. Миндиа испугался. Кукушки вывели одну из змей и в честь Миндиа зарезали ее, сварили и поднесли гостю. Тяжело было Миндиа отведать змеиного мяса, да не отстали от него хозяева. Наконец подчинился он их воле. Миндиа отведал змеиного мяса. Не мог найти себе места после того. Тошно ему стало. Тогда жены гугули постелили Миндиа три постели и сказали ему: — Ложись в первую постель. Как не улежишь на ней, переходи на вторую. Не улежишь на второй — ложись на третью постель, там отдохнешь.
На третьей постели и впрямь отдохнул Миндиа. Проснулся и видит: под мышками опухло у него, величиной с чашу налипло что-то. Гугули сказали ему:
— Надрежь под мышками — и выйдут насекомые оттуда.
Сделал надрезы Миндиа под мышками, и много насекомых вышло оттуда. Миндиа вес потерял тогда. Таким стал легким, что за пазухой камень стал носить, чтоб ветер не унес его. Как поел он змеиного мяса, услышал Миндиа речь деревьев, птиц, зверей, полевых цветов и трав.
Искалеченному Миндиа одноглазому гугули поручили отвести Миндиа в Архоти. В дорогу дали ему хлеба и поучали так:
— Сколько откусишь хлеба праведной земли, столько прибавится в нем снова.
Границей той земли, где жили гугули, была река. Как возвращались они к себе домой, перейдя реку, становились человечками длиною в циду, как уходили за реку — в птиц превращались. В своей стране они человечки с циду ростом.
Только Миндиа и одноглазый Гугули перешли реку, говорит Гугули Миндиа:
— Я обернусь птицей, а ты по голосу иди за мной. Миндиа таким стал легким, что летел за ним по воздуху.
В пути сколько ни откусывал он хлеба, тот снова становился целым. Питаясь тем хлебом, добрался к весне в Архоти Миндиа.
И в своем краю продолжал Миндиа понимать язык растений, животных, птиц и всего сущего. Миндиа не мог косить траву, дерева срубить не мог, все говорили ему: «Не режь меня, Миндиа!» Зверей жалел он, не мог бить дичи. В день и трех копен сена не мог он сжать. Колосья, зерна кричали ему: «Миндиа, не покидай меня! С небес я слышу зов, возьми меня!» Миндиа жалел их и подбирал каждое зернышко. Травы и цветы кричали ему вслед: «Я лекарство от той-то болезни, я от того-то!» Миндиа лечил раненых. Перерубленного пополам человека соединял он снова, спасал от смерти. Врагов побеждал Миндиа. Хевсуры очень любили Миндиа...
В конце концов изменил он клятве, нарушил ее, стал бить зверье, рубить деревья.
Однажды хати отправились походом на Каджети. Миндиа и Гахуа пошли с ними. Хати сказали Миндиа и Гахуа: — Во плоти не можете за нами следовать, выйдите вон из тел и так пойдете за нами.
Миндиа и Гахуа вышли вон из тел, и хати спрятали их тела поблизости, в лесу. Сломили они Каджети, разорили каджей. Скот и добычу захватили с собой. В пути скот стал испытывать жажду. Тогда Копала ударил лахти об землю, хлынула вода, и скот напился. Вернулись хати в Хевсурети, подошли к телам Гахуа и Миндиа, видят, покрылись они червями. Хати повелели:
— Питающийся хлебом и сыром Миндиа, ты что там стоишь? Войди в свое тело!
Миндиа и Гахуа не хотели возвращаться в червивые тела, но хати сказали им:
— Из плоти вы, с нами не жить вам.
Силой заставили хати души Миндиа и Гахуа вернуться в их тела.
Миндиа однажды пошел к кистам отомстить кровнику. В Теретэго хотел прийти он, к другу своему Алдидзе , но из-за непогоды сбился с пути и попал прямо к кровникам своим в село Миза. Кистская женщина узнала кровника, обманом завлекла Миндиа в башню. Миндиа не один был. Брат его и Квирике Джабушанури были с ним. Женщина подняла крик в деревне: поймали, мол, Миндиа мы. Пришли кисты, окружили башню. Квирике спрыгнул с крыши и ушел. Миндиа сказал тут брату:
— Спрыгну и я, следуй за мной.
Да брат его оказался малодушным, начал плакать: не смогу, мол, спрыгнуть я. Миндиа принес себя в жертву, не оставил брата. Обманом заставили кисты его разоружиться, связали ему в башне руки и покончили с обоими. Кисты вырезали у Миндиа сердце, разделили его, дали отведать беременным жен-
щинам: авось сердце Миндиа вложится них похожие на Миндиа дети.
В народе так поют о смерти Миндиа:
Хогаис Миндиа умирал —
Солнце краснело, ярилось,
Небо гремело, земля грохотала,
Душа с трудом покидала тело.
Падали звезды на землю,
Луна всходила справа.
Ястреб, соколы и орлы
Били неистово крыльями.
Зверь высоких скал
Собирался, чтоб оплакать его.
Конь его осиротевший
Серый вставал на дыбы.
Жена его несчастная
Одевалась в черные одежды.
Мать его бедная
И плакать была не в силах.
Отец его несчастный
Рвал на себе волосы, бороду.
«Поначалу,— сказал Хогаис Миндиа,— глаза мне они завязали, чтоб не запомнил я дороги. Вели меня так. Как перешли мы девятую гору, тогда лишь сняли повязку. И других пленных вели, подобных мне. Мясо христиан они ели. Вокруг запястий и вокруг голов обвязали нас нитками, чтобы примечать, насколько полнеем мы. Пленница одна была у них: так раскормили ее, что нитки впивались глубоко в тело. Гоняли нас на гору и заставляли ловить змей: делали из них какие-то лекарства.
Пошел и я однажды. Поймали мы одну змею. Вокруг шеи кольцом вился у нее белый каракуль. Вернулись домой, глядим: ту полную женщину подвесили каджи под потолок, подставили лохани, снизу бьют ее трепальным гребнем железным, и льется кровь... Нелюба стала мне жизнь и еда, решил я покончить с собой».
Взял Хогаис Миндиа и зашел к жене своего хозяина, которая готовила лекарства из змей. В ту пору убила она ту змею с белым каракулем, и капли ее крови видны были на полу.
«Смекнула она,—сказал Хогаис Миндиа,— что хотел я отведать той крови, прошла мимо и растерла капли крови ногой. Да одна капля упала сбоку, так что не видна была ей. Как вышла женщина вон, слизнул я ту каплю языком».
Только коснулся он языком змеиной крови, как жар поднялся у него сильный. Вошла женщина, поглядела на него— поняла, что случилось.
«Как сменили мне девятую постель, потерял я разум, не слышал ничего. Пришел в себя, гляжу, а под мышкой у меня опухло что-то. Разрезал я опухоль, и вышли оттуда насекомые. То они, оказывается, тяжелят человека. Таким я стал легким, что, переходя через мост, завертывал камни в полу чохи, чтоб не снес меня ветер в воду».
Язык всего сущего он познал с тех пор. Решил он бежать, и удалось ему это. Однако погнались за ним каджи и поймали.
«Так били меня — кожа сошла».
Вторично бежал он.
«Как подошел к мосту, вижу: золой мост посыпан. Понял я, что ради меня то сделано. Прошел я задом наперед, чтоб сбить их с толку. Ранним утром на рассвете вошел я в лес. Спрятался в корнях большого дерева. Искали меня. До моста шли по моему следу, а затем сбились со следа».
Шел он долго и пришел в одно село.
«С палец длиной люди там жили. Увидев меня, испугались они и разбежались. Потом подошли ближе. Дали поесть кое-чего. Вечером стали возить щепки, строить что-то».
— Что это делаете вы? — спросил их Хогаис Миндиа.
— Сегодня в ночь нападет на нас войско журавлей и других птиц — коршунов, сорок, грачей.
— А ну, не бойтесь! — сказал Хогаис Миндиа.
Сделал он лук и стрелы, сел в засаду. В полночь налетели птицы. Отогнал он всех их, так что никого не успели они тронуть.
«Окружили меня, целовать стали: — Ты наш бог! — говорили мне.
Один был малюсенький человек, одноглазый.
— Не узнал меня, Миндиа? — говорит мне.
— Нет, не узнал,— говорю.
— Не помнишь, как выколол ты мне глаз в Сабекури-скари? Я гугули. Все мы гугули. Вон за той горой превращаемся мы в птиц, а по эту сторону горы людьми становимся.
— А ну,— говорю,— если знаешь село Амга, веди меня!» Пошел с ним тот гугули. Как пришли к горе, сказал он:
— То гора из золы. Ступай осторожно, не то зароешься. Я стану птицей, а ты по голосу ступай за мной.
Перешли они ту гору, и привел его гугули в Амгу.
Единственный был сын у матери Хогаис Миндиа. Привел в дом жену. Как вернулся он из плена, язык всего сущего он понимал.
— Ах, если б могли вы слышать,— говорит,— о чем шумит трава, когда мы по ней ходим: «Зачем ступаешь по мне ногами, ведь я тоже молода, мне жить ведь хочется!» А трава, что по краю хлебного поля растет, та так причитает: «Сожните и меня, зима идет, застанет меня, застудит, не оставляйте меня!» Когда рубим мы деревья, занятно, как плачут они: «Зачем режешь, больно мне, неужто не жаль вам меня? Что за сердца у вас, у людей?» Как бросим в поле камень, и тот визжит: упаду, мол, и ушибусь оземь. Зачем бросаете меня? Потом те, что на земле лежат, кричать начнут: «В меня попадешь и больно мне станет!» Когда бьем скотину палкой, ревет она, о том же говорит, плачет. А трава сама поучает: «Я лекарство от такой-то болезни, вылечу — возьми меня»,— говорит. Учит нас трава: если змея за тобой гонится, беги, мол, по ровному месту — по спуску и подъему она, подобно стреле, пущенной из лука, мчится. Перескочить надо через текущую воду, и змея не найдет пути-дороги, потому что видевшие тебя воды пройдут, а новые воды скажут, что не видели они никого.
Не жал, не рубил дров Хогаис Миндиа, жил так в бедноте. Жена однажды набросилась на него: ничего не делаешь, мол, лежишь так, без дела. Уговорила она его, и Миндиа нарубил однажды дров. Тут и потерял он тот дар, перестал слышать язык травы, остался ни с чем. Потом забрали его на войну силой. Не смог он воевать, спрыгнул с башни и разбился.
Хогаис Миндиа (2)
Хогаис Миндиа из ущелья Архоти был. Когда рождался Миндиа, на небе два солнца встало. Именитым героем стал Миндиа в Хевсурети. Друг у него был в Шатали, славный муж Гахуа. Миндиа и Гахуа ходили с хатеби.
Однажды прибыли в Архоти дурные духи — жамни. Крошечные были они, длиною с циду. Не всякий мог их видеть. Увидели их Миндиа и Гахуа. В час, когда жамни прибывали в Хевсурети, в Архоти, в крепости села Амга раздавались звуки волынки: то хатеби подавали знак. Народ, узнав о прибытии злых духов, жамни, покидал Архоти.
Жамни прибыли втроем, на трех ослах — черном, красном и белом. Черный осел был нагружен стрелами с черными перьями на концах, красный — стрелами с красными перьями и белый — с белыми перьями. По очереди метали они стрелы. Черноперистая стрела убивала человека на месте, красная — наполовину, а белая оставляла его живым. Перешли дурные духи в потустороннюю Хевсурети. В Архоти уничтожили они людей. Лишь некоторых уберег хати. Миндиа вступил в бой с дурными духами. Взяли они его в плен и увели с собой.
Как вступили они на перевал (по пути в потустороннюю Хевсурети), все трос увидели Гуда некого джвари. Говорили они меж собой: «Старый пес белобородый! Сидит на белом коне, держит в руке лахти, не подпустит нас. Кругом своих подданных он ходит, стережет их».
Как перешли жамни в потустороннюю Хевсурети, перекрыли ослов потниками, чтоб не заметил их Гуданский джвари. Миндиа оставили пасти ослов. (Не настоящие ослы то были, а крошечные, малюсенькие.)
В потусторонней Хевсурети убили они лишь одного пастуха. Гуданский джвари не подпустил их к народу, попрал дурных. Жамни обманом завлекли Миндиа в Каджети. Как привели его на чужбину, исчезли духи. Тут захватили в плен его каджи. Начали они его раскармливать, надеясь испить побольше его крови. Кормили отборной пищей. Догадался о том Миндиа, тайно стал есть золу. Плох он стал, и отложили его казнь каджи.
Однажды приставили ему в сторожа детей. В конце села, где был он пленником, перекинут был через реку мост, по которому можно было войти в село и выйти из него. Каджи посыпали его золой, чтоб по золе заметить следы сбежавших пленников. Миндиа поднялся на дерево и выследил оттуда, как задом наперед ходили каджи по этому мосту. Сделал то же самое Миндиа, прошел через мост задом наперед и бежал.
Шум поднялся на селе: «Убежал Хогаев сын!»
Начали поиски, да па мосту не обнаружили следов и стали искать его в деревне.
Шел Миндиа без пути-дороги. Держал путь в Архоти, да попал в страну гугули . Спросили они Миндиа, какого он роду-племени и зачем пришел.
Рассказал им Миндиа свои злоключения. Одноглазый гугули, говорят, попенял ему:
— Помнишь, в Архоти ты кинул в меня камень и выбил мне глаз. Чего тебе от меня надо было? Ведь это я приводил весну в Архоти.
Вспомнил Миндиа детские проказы, пожалел об этом и попросил у гугули прощения.
Гугули жили в домах из необожженного кирпича. В тот день неожиданно подняли они шум. Начали возводить крепости, укрепляли дома и двери. Спросил причину того волнения Миндиа.
— Ждем нападения птичьего войска! — восклицали гугули. И вправду, налетело войско грачей, и начали они разорять царство гугули. Палкой стал отбивать их нападение Миндиа и перебил всех.
Полюбили Хогаис Миндиа кукушки. Сказали ему:
— За то, что избавил нас от врага, все, что пожелаешь, исполним для тебя.
— Отведите меня в Архоти,— попросил Миндиа. В ту же минуту крикнули кукушки:
— Гоните овец!
Миндиа увидел ползущее стадо змей с белым каракулем вокруг шеи. Миндиа испугался. Кукушки вывели одну из змей и в честь Миндиа зарезали ее, сварили и поднесли гостю. Тяжело было Миндиа отведать змеиного мяса, да не отстали от него хозяева. Наконец подчинился он их воле. Миндиа отведал змеиного мяса. Не мог найти себе места после того. Тошно ему стало. Тогда жены гугули постелили Миндиа три постели и сказали ему: — Ложись в первую постель. Как не улежишь на ней, переходи на вторую. Не улежишь на второй — ложись на третью постель, там отдохнешь.
На третьей постели и впрямь отдохнул Миндиа. Проснулся и видит: под мышками опухло у него, величиной с чашу налипло что-то. Гугули сказали ему:
— Надрежь под мышками — и выйдут насекомые оттуда.
Сделал надрезы Миндиа под мышками, и много насекомых вышло оттуда. Миндиа вес потерял тогда. Таким стал легким, что за пазухой камень стал носить, чтоб ветер не унес его. Как поел он змеиного мяса, услышал Миндиа речь деревьев, птиц, зверей, полевых цветов и трав.
Искалеченному Миндиа одноглазому гугули поручили отвести Миндиа в Архоти. В дорогу дали ему хлеба и поучали так:
— Сколько откусишь хлеба праведной земли, столько прибавится в нем снова.
Границей той земли, где жили гугули, была река. Как возвращались они к себе домой, перейдя реку, становились человечками длиною в циду, как уходили за реку — в птиц превращались. В своей стране они человечки с циду ростом.
Только Миндиа и одноглазый Гугули перешли реку, говорит Гугули Миндиа:
— Я обернусь птицей, а ты по голосу иди за мной. Миндиа таким стал легким, что летел за ним по воздуху.
В пути сколько ни откусывал он хлеба, тот снова становился целым. Питаясь тем хлебом, добрался к весне в Архоти Миндиа.
И в своем краю продолжал Миндиа понимать язык растений, животных, птиц и всего сущего. Миндиа не мог косить траву, дерева срубить не мог, все говорили ему: «Не режь меня, Миндиа!» Зверей жалел он, не мог бить дичи. В день и трех копен сена не мог он сжать. Колосья, зерна кричали ему: «Миндиа, не покидай меня! С небес я слышу зов, возьми меня!» Миндиа жалел их и подбирал каждое зернышко. Травы и цветы кричали ему вслед: «Я лекарство от той-то болезни, я от того-то!» Миндиа лечил раненых. Перерубленного пополам человека соединял он снова, спасал от смерти. Врагов побеждал Миндиа. Хевсуры очень любили Миндиа...
В конце концов изменил он клятве, нарушил ее, стал бить зверье, рубить деревья.
Однажды хати отправились походом на Каджети. Миндиа и Гахуа пошли с ними. Хати сказали Миндиа и Гахуа: — Во плоти не можете за нами следовать, выйдите вон из тел и так пойдете за нами.
Миндиа и Гахуа вышли вон из тел, и хати спрятали их тела поблизости, в лесу. Сломили они Каджети, разорили каджей. Скот и добычу захватили с собой. В пути скот стал испытывать жажду. Тогда Копала ударил лахти об землю, хлынула вода, и скот напился. Вернулись хати в Хевсурети, подошли к телам Гахуа и Миндиа, видят, покрылись они червями. Хати повелели:
— Питающийся хлебом и сыром Миндиа, ты что там стоишь? Войди в свое тело!
Миндиа и Гахуа не хотели возвращаться в червивые тела, но хати сказали им:
— Из плоти вы, с нами не жить вам.
Силой заставили хати души Миндиа и Гахуа вернуться в их тела.
Миндиа однажды пошел к кистам отомстить кровнику. В Теретэго хотел прийти он, к другу своему Алдидзе , но из-за непогоды сбился с пути и попал прямо к кровникам своим в село Миза. Кистская женщина узнала кровника, обманом завлекла Миндиа в башню. Миндиа не один был. Брат его и Квирике Джабушанури были с ним. Женщина подняла крик в деревне: поймали, мол, Миндиа мы. Пришли кисты, окружили башню. Квирике спрыгнул с крыши и ушел. Миндиа сказал тут брату:
— Спрыгну и я, следуй за мной.
Да брат его оказался малодушным, начал плакать: не смогу, мол, спрыгнуть я. Миндиа принес себя в жертву, не оставил брата. Обманом заставили кисты его разоружиться, связали ему в башне руки и покончили с обоими. Кисты вырезали у Миндиа сердце, разделили его, дали отведать беременным жен-
щинам: авось сердце Миндиа вложится них похожие на Миндиа дети.
В народе так поют о смерти Миндиа:
Хогаис Миндиа умирал —
Солнце краснело, ярилось,
Небо гремело, земля грохотала,
Душа с трудом покидала тело.
Падали звезды на землю,
Луна всходила справа.
Ястреб, соколы и орлы
Били неистово крыльями.
Зверь высоких скал
Собирался, чтоб оплакать его.
Конь его осиротевший
Серый вставал на дыбы.
Жена его несчастная
Одевалась в черные одежды.
Мать его бедная
И плакать была не в силах.
Отец его несчастный
Рвал на себе волосы, бороду.
Комментариев нет:
Отправить комментарий