ПЕРИОД ПОСЛЕ 1917 ГОДА.(продолжение 2.)

giorgi_chachba

19 января, 2010

В абхазском общественном сознании культивировался миф о том, будто Абхазию - не без злого умысла соседей-грузин - обманом лишили статуса суверенной республики, искусственно превратив в 1931 г. в "автономную". И хотя в условиях тоталитаризма ни подлинной суверенности, ни подлинной автономии не было ни у "союзных", ни у автономных образований, а права человека и этнические права народов одинаково грубо попирались на всей территории Советского Союза, все же разница была ощутимая (в "союзной" республике демонстративно создавались более благоприятные условия для "титулярной" нации, чем в автономиях, находившихся в двойном подчинении - республиканскому центру, в данном случае - Тбилиси, и союзным властям - Москве). Обида оставалась тем более раздражающая, чем нагляднее отличался более высокий уровень жизни (включая и условия культурного развития) грузин в Грузии от стесненного во всех отношениях положения абхазов на своей родине. Замученному тоталитарным беспределом, истребленному в своей лучшей, интеллигентной части, доведенному до отчаяния и не искушенному в политической науке народу легко оказалось внушить, что источник всех его бед - утрата суверенности, замена ее унизительным статусом автономии. Разумеется, за этой заменой на протяжении десятилетий следовали и многие конкретные шаги, ущемлявшие национальные права и унижавшие национальное достоинство абхазов, которых коммунистическая власть умело натравливала на соседние народы, прежде всего на грузинский народ. Продолжая царскую политику вытеснения абхазов с их исторической родины. Советская власть вела эту политику руками грузин, предоставляя прежде всего грузинским переселенцам из западных и восточных районов республики плодородные абхазские земли, дачные участки, дома, городские квартиры (в условиях общего жилищного кризиса в курортной зоне), места в престижных вузах (в условиях общей неудовлетворенности запросов молодежи), выгодные должности и рабочие места (в условиях скрытой безработицы и общей нищеты), наконец, все Руководящие, номенклатурные посты в партийных и советских властных структурах. Давно превратившийся в "национальное меньшинство" в границах Абхазии, абхазский народ с каждым годом, несмотря на свой естественный численный рост, оказывался во все более явном инонациональном, прежде всего грузинском окружении, его доля в общем населении республики неуклонно падала (54). На руководящие посты в Сухуми, особенно в период с середины 1930-х до середины 1950-х годов, назначались даже не местные грузины, а так называемые "гастролирующие чемоданщики", люди из других областей, не знающие местной обстановки, пренебрежительно относившиеся ко всем абхазским проблемам. Так же, как хищнически эксплуатируемая природа курортной зоны, на разрушение была обречена вся древняя абхазская культура, не имевшая перспективы возрождения в унитарном коммунистическом государстве. У абхазского народа накапливалось то чувство горечи, которое уже в новое время Асланбей Гожба выразил в восклицании: "Мы занимаем Абхазию, но не владеем ею1.." (55). Все это было, как везде, как на всех национальных окраинах советской империи - от Литвы до Дальнего Востока; все это было не выдумано какими-то "националистами-экстремистами", а действительно существовало, накапливалось десятилетиями, превращаясь в гремучую смесь затаенных обид, народного гнева, гражданского протеста. Все дело теперь было в том, кому и куда удастся направить эту яростную силу, которую с расшатыванием тоталитарного режима, особенно в условиях начатой М. С. Горбачевым перестройки, нельзя было удержать в прежнем безмолвии и покорности. Надо сказать, что попытки направить вскипающее народное возмущение и нетерпение по самому безопасному для правящей коммунистической верхушки, для "Центра" пути, а именно в сторону абхазо-грузинского противостояния и движения за изменение "статуса" Абхазии (за "выход" из Грузии, за превращение в "союзную" республику или за включение в состав Российской Федерации) предпринимались давно. Насколько эти попытки были организованны и кем, сколько было в них от стихийного, бездумного, искреннего порыва и наивной надежды ("уйдем из Грузии - жить станет легче"), сколько - от тонко рассчитанной провокации, позволяющей, кроме всего прочего, после каждого политического выступления искать и наказывать виновных, все более сужая круг абхазских самостоятельно мыслящих политиков и интеллигентов, -эти вопросы еще требуют тщательного и в каждом случае конкретно-исторического анализа. Здесь, не вдаваясь в такой анализ, мы просто напомним, что уже в 1931 году бурный многодневный митинг (18-26 апреля) -"общенациональный сход абхазского народа" в селе Дурипш протестовал против преобразования Абхазской республики в автономную, и весьма печальной была дальнейшая судьба многих ораторов, давших волю своим мыслям и настроениям на этом сходе. Впоследствии, уже после смерти Сталина, едва ли не через каждые 10 лет "абхазский вопрос" поднимался с какой-то удивительной регулярностью, позволяющей предположить, что было в этом нечто планово-организованное. То ли предполагалось, что через каждое десятилетие надо немного "выпустить пар", позволив абхазским "антиавтономистам" сделать очередное заявление по поводу неправедного включения Абхазской ССР в состав Грузинской ССР; то ли время от времени нужен был пример для наглядного урока и повод для очередной кампании по борьбе с национализмом (заодно и с грузинским, и с абхазским) и "усилению идеологической работы по интернациональному воспитанию трудящихся"; то ли в самом деле переливались через край национальные страсти, и по зову сердца сочинялись коллективные письма в "инстанции" (а адреса были известны: очередной съезд КПСС, Верховный Совет СССР да "лично" товарищу Хрущеву, товарищу Брежневу и так далее всем последующим), - но так или иначе я в 1957-м, и в 1967-м, и в 1978-м, и, наконец, в 1988-м (когда составлялось "Абхазское письмо", послужившее детонатором первых трагических событий 1989 года) "абхазский вопрос" поднимался. Любые изменения в высших эшелонах власти, любой поворот во внутренней политике служили стимулом для постановки этого вопроса. Как видно из приведенной выше хронологической цепочки, будировался "абхазский вопрос" - непосредственно после XX съезда КПСС, затем - после устранения Н. С. Хрущева, затем - в связи с принятием новой Конституции СССР и, естественно, в разгар "перестройки". За акциями, протекавшими, как правило, в довольно спокойных формах (коллективные письма, отдельные публичные выступления, небольшие тусовки, - до крупных демонстраций дело не доходило (56), стояли довольно узкие круги непосредственно заинтересованных в "повышении республиканского статуса" функционеров, которым в большей или меньшей степени удавалось зажечь этой идеей молодежь или романтически настроенную абхазскую интеллигенцию. Основное население республики, которое было принято называть "трудящейся массой", в этих деловых играх участия не принимало. Никаких радикальных последствий данные выступления за собой не влекли, государственное устройство СССР до поры до времени оставалось нерушимым, но и бесследно все это не проходило. Поддерживалось постоянное напряжение абхазо-грузинских отношений (нетрудно понять, кому оно в конечном итоге было выгодно), создавалась возможность для постоянного легкого шантажа - на высшем уровне - грузинского руководства (что-то вроде элементарного: "Будете себя плохо вести - накажем, отнимем Абхазию"), заодно выявлялись подозрительные смутьяны-националисты в абхазской среде ("подписанты" по советской традиции всегда страдали) - шла фильтрация "ненадежных элементов" в республике, да и каждая встряска и перестановка кадров, каждое постановление бюро обкома или ЦК КПГ, обычно следующие за очередной попыткой пересмотреть статус автономии, сулили прагматические выгоды тем, кто стоял за кулисами этих событий.